Новости – Общество
Общество
«Глупо думать, что художник должен быть голодным»
Антонио Джеуза: Талант искусствоведов и кураторов — ловить тех художников, которые идут впереди своего времени. Фото: Наталья Пронина / «Русская планета»
Известный искусствовед Антонио Джеуза рассказал об основных способах заработка для молодых художников и насколько современные мастера опережают время
19 октября, 2015 15:05
6 мин
Антонио Джеуза родился в Италии, где изучал историю кино и зарубежную литературу, стал доктором философских наук в Лондоне, защитив диссертацию на тему «История российского видеоарта». Сегодня Джеуза живет в России, курирует фестивали и выставки современного искусства, читает лекции, как в столице, так и в провинциях, а при знакомстве протягивает руку и представляется: «Меня зовут Тони». В рамках конференции «Искусство и власть» корреспондент «РП» встретился с Антонио и поговорил об отношениях государства и художников, свободе творчества и умении заглянуть в будущее.
– Я знаю, что одна из ваших любимых книг российских писателей — это «Обломов» Ивана Гончарова. Вы больше чувствуете себя Обломовым или Штольцом?
– Лично себя я воспринимаю как Обломова. «Обломовизм» - моя любимая болезнь. Штольц — это состояние общества современного искусства, где все постоянно бурлит и меняется, но некоторые художники могут позволить себе быть Обломовыми. При этом им все равно нужна внешняя энергия. Мы живем в другие времена, где очень важен контакт с публикой. Чувствовать себя в контакте с ними, чувствовать себя частью большого комьюнити, это дает тебе силы и избавляет от «обломовизма». Штольц не каждый день был с Обломовым, но когда он приезжал, Обломов всегда начинал что-то делать. Штольц в российском искусстве — это еще и поддержка моральная, которая у тебя есть, когда ты знаешь, чем занимаешься, когда твое занятие востребовано.
– Российский мультипликатор Гарри Бардин в одном из интервью сказал, что представляет себе идеальную модель отношений между властью и искусством как отношения между Петром Чайковским и состоятельной Надеждой фон Мекк. Она пустила его в свой дом, за все платила, но ничего в ответ не требовала...
– Российский мультипликатор Гарри Бардин в одном из интервью сказал, что представляет себе идеальную модель отношений между властью и искусством как отношения между Петром Чайковским и состоятельной Надеждой фон Мекк. Она пустила его в свой дом, за все платила, но ничего в ответ не требовала...
– Я думаю, что ваш вопрос будет о деньгах, правильно? Государство, как и везде в мире, должно помогать развитию искусства, музеям, которые занимаются современным искусством. От этого зависит не только культура страны, но и участие в международном культурном контексте, что тоже очень важно. И, как мы знаем, денег катастрофически не хватает, программ поддержки совсем немного, таких меценатов как фон Мекк тоже. Современное искусство — живой организм, живой материал. Нам необходимо не только развивать его, но и постоянно искать и устанавливать новые контакты с публикой.
– Но может ли государство что-то просить в обмен на эту помощь от художников?
– Никто не может заставить художника работать «под диктовку». Художники делают то, что они делают, потому что не могут по-другому, у каждого из них свой почерк, свое видение и взгляд на мир. Мешать этому нельзя не только власти, но и кураторам, критикам. Еще хуже, когда человек покупает искусство. Нельзя сказать художнику: «Я купил новый диван, он красный. Сделай мне что-нибудь, чтобы подходило к нему». Это не искусство, художник должен быть свободен.
Чтобы творить — нужно время, а время есть деньги. Если художник должен чем-то заниматься большую часть времени, чтобы кормить себя и семью, то творить он уже не может. Глупо думать, что художник должен быть голодным. Голодный художник – хороший художник? Что за бред? Должны быть гранты, программы, которые кормят художника. Хорошо, что такие программы есть и у частных фондов.
– То есть реально найти деньги на выставку и без помощи «сверху»?
– Да, реально, но требуется время. Ситуация не в шоколаде, но она везде такая, в том числе, и на Западе. Там больше грантов, наверно, но просто сидеть и ждать денег не получится. Надо работать, узнавать. Многие российские художники могут получить гранты не только в России, но и за рубежом.
– Но современное искусство у нас пока сконцентрировано только в крупных городах?
– Да, реально, но требуется время. Ситуация не в шоколаде, но она везде такая, в том числе, и на Западе. Там больше грантов, наверно, но просто сидеть и ждать денег не получится. Надо работать, узнавать. Многие российские художники могут получить гранты не только в России, но и за рубежом.
– Но современное искусство у нас пока сконцентрировано только в крупных городах?
– В регионах гораздо меньше возможностей. Люди-то уже готовы, даже если нет выставок, они знакомы с материалами через интернет. Большую роль играет образование. Здесь, в провинции, живут очень хорошие художники, но необходима структура. Потенциал есть, публика готова. Выставок пока мало, к сожалению.
– Как вы рассказывали, первые российские работы в сфере видеоарта появлялись с 1985 года. Изучая недавнее прошлое современного искусства, можем ли мы делать какую-то проекцию на будущее?
– Как искусствовед я наблюдаю ситуацию, но не могу сказать, что будет через десять лет. Но направление, куда мы идем, можно предвидеть. Художники сами часто нам показывают то, что произойдет в будущем. Как, например, «АЕС+Ф» с их «Исламским проектом» в конце 90-х, предвещая конфликты в Чечне и события в Нью-Йорке. О развитии искусства мы можем говорить как о развитии человека: если сегодня мы видим перед собой мальчика, то знаем, что через 10 лет он будет молодым парнем. Черты лица останутся похожими, цвет глаз и волос не поменяется. Талант искусствоведов и кураторов — ловить тех художников, которые идут впереди своего времени.
– Вы сегодня на лекции признались, что не знаете, как определить современное искусство. Когда к нам придет это осознание?
– Я сегодня сказал: «Я не знаю, что такое современное искусство», потому что…так легче. Это такой живой материал, который все время изменяется, не изменяется только его база. Он постоянно растет, поэтому ловить его, пытаться сфотографировать — это как сфотографировать призрак, на фото он не проявится. Объяснить, что такое современное искусство — это определенный вызов. Вы, наверно, заметили, что мой подход к лекции довольно неформальный. Мне очень важно передать ощущение, что искусство есть диалог с публикой, что я со своими слушателями на одном уровне. Я чуть лучше знаю материал, потому что изучал его, это моя профессия, но это не значит, что я стою выше вас. Не чувствуя расстояния между нами, мы делаем современное искусство интереснее. Это способ сказать: «Ребята, мы — друзья». Знаете, современное искусство — это всегда очень теплые вещи.
И еще один момент. Современное искусство это всегда событие. Находиться в помещении, где выставлены работы, твое личное присутствие перед картиной — это и есть искусство. Я хочу, чтобы и лекции это передали, я получаю импульсы от аудитории. У меня есть определенные интерпретации, ракурсы, с которых я смотрю на вещи, над которыми работаю. Иногда бывает, что ты так близко находишься к предмету изучения, переставая заглядывать на него с другой стороны. А люди дают тебе свежий взгляд, и ты сам спрашиваешь себя: «Как я мог этого не заметить?». Будто ты вплотную смотрел на слона и даже не мог понять, что это слон. С расстояния в сантиметр можно увидеть муравья, но чтобы увидеть слона целиком, от него необходимо отодвинуться хотя бы на метр.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости